Мне стыдно, что в ком-то мои слова оставляют зарубки, горько, что кого-то удалось ранить. Мне кажется, что лучше бы меня никогда не было, потому что единственное, что я умею хорошо, - это делать себе плохо.
И это — по сути — для меня единственный способ длиться.

Я просто больше не хочу любить глубже, чем в благодарность, и отчаянней, чем за чашкой чая в тёплом пледе. Я не хочу ненавидеть себя — кусками или целиком… и мне не за что уцепиться, чтобы, как некий барон, вытянуть себя из болота самостоятельно.
В мире зелень. В мире неспешно расползается по суткам упитанный световой день и сохнут лужи.

Слишком тяжело, чтобы плакать. Слишком тяжело осознавать, что ни одна из счастливых историй на бумаге… не имеет стоимости там, за дверью. Время — как телёнок на привязи, ходит кругами, только наматывая верёвку на колышек — и теперь она запуталась, закрутилась, натянулась так, что не поднять головы.

Я не хочу мечтать — да по сути уже и не мечтаю, просто включаю в голове совершенно другой фильм, цветной, яркий, с хорошим концом, где мы обязательно… и смотрю, пока работаю, гуляю с собакой, занимаюсь с сыном…
Просто холодно, просто опостылело давить на жалость, просто нет ни одного доказательства, что это можно любить.
Я безмерно счастлива, что никогда не вспомню того момента, когда мир умрёт на моих руках, когда все эти родные лица скукожатся, расползутся квёлой этикеткой с бутылки, выброшенной в дальнее плавание в Оку.
С бутылки, в которой никогда не было записки с призывом о помощи или нарисованной карты, указывающей место клада.
Так, мусор.
Нельзя верить сказкам, особенно правильным, хорошим. Они губят и душат, обещая бесплатно то, что всегда стоит слишком дорого, чтобы потом откупить кровью, — когда приходит время выяснить, что рядом с «Каждому второму покупателю каждый второй бесплатно» стояла привычная уже звёздочка.
А моих пары-тройки литров не хватит, чтобы наполнить требуемую цистерну.
Чудовищный промах — выдуманного всё-таки оказалось недостаточно, чтобы не нуждаться в настоящем. Недостаточно, чтобы улыбаться дальше, воображение подвело — и единственная доступная мне любовь теперь накрепко ассоциируется с драконами и сумашествием.
Пора сдаваться. Впервые в жизни предать себя, выставив себя на улицу босиком, в одной рубашке.
Может быть, следующий, кто займёт эту раковину, окажется лучше и чище.

Я устала. Не образы, не слова. Я.
(с)