мы рождены в двадцать каком-то веке
потерянное поколение, брошенное, распятое
погрязшее во флешбеке
застрявшее в войнах между
пепси и колой
америкой и азиатами
мы читаем бредберри, чака паланика
молимся курту кобейну как иисусу
поколение, в жилах которого утопия рок и паника
и эта смесь по статусу и по вкусу
мы поколение, на которое никто не поставит ставок,
режущее вены столовым лезвием
отыскавшее друг друга среди геев и лесбиянок
рожденное под исчезнувшими
созвездиями
поколение переростков и горе-смертников
оценившее деньги, как цель для существования
поколение сплошь из эстетов и кинестетиков,
сумасшедших талантов и гениев без призвания
мы рождены в двадцать – а, к черту – веке
поколение бьющее (o dich, Herr!) под самый дых
погрязшее в некрологах, наркотиках,
мантрах о человеке и
последнее из живых.
*******
кому посвящается, поймёт... если прочитает
он любит, когда заметает снегом продрогший город,
тянуться под чей-то шершавый и теплый ворот,
когда он ногтями до крови и рези вспорот,
что горло от слез першит.
он любит читать, загибая в углу страницы,
спать, когда обнимают, одному что-то плохо спится,
и когда большие больные птицы
оседают на high street.
он любит решать задачки, играть в подсказки,
без страховки идти вперед, без единой связки,
и когда достается капля ничейной ласки,
сердце делает крёстный ход.
он любит сладкий цветочный и пряный запах,
черный чай, к нему бутерброды на завтрак,
когда когти не прячут в мощных длинных лапах,
и себе он и царь, и бог.
он любит терпкость, как в венах течет вино,
петь, не жалея сил, под хиты квинов,
кажется, ему даже плевать на саму любовь,
и это немного страшно.
он любит не строить, а разрушать,
берет, все, что хочет, и может взять.
для меня он каинова печать,
но это не так и важно.
он любит, когда есть куда прийти,
и может хоть лбом пробивать пути.
но кто б не прижался к его груди,
каждый хоть раз осудит.
он любит молчать, выдыхая дым,
в ночь уходить по дорогам пустым.
смеяться, что нам умирать молодым,
вот только меня не любит.